Они сражались севернее, отель Олимпик, где состоялся самый страшный бой американской армии со времен Вьетнама, находился тремя милями севернее. Боевики хабр-гадир вели себя намного беспечнее, чем когда где были американцы. Они заняли позиции на улице и не особо стремились в бой. Большую часть работы выполнял танк. Старый, с пятикатковым шасси — Т55 или китайский Т59, со снятым пулеметом ДШК — он с частотой примерно раз в минуту выпускал куда-то снаряд — и улица взрывалась приветственными криками на сомалике. Чуть в стороне стояли несколько машин, в том числе внедорожники с крупнокалиберными пулеметами — но они в бою не участвовали…
Окружения не было, и сержант знал: те, по кому сейчас долбит танк, в принципе могли бы и уйти. Но нет, не уйдут. Потому что тогда они потеряют уважение других и их рано или поздно убьют, не сейчас так потом. Здесь уважение играло очень важную роль, местные были настоящими упертыми сукиными сынами и своеобразная, но ярко проявляющаяся для них честь была дороже жизни.
Сержант нацелился на долгое ожидание — но долго ждать не пришлось. Караван машин — вперемешку джипы и пикапы с пулеметами — показался на улице. Они появились как бы из-за спины сержанта, он внезапно услышал шум двигателей, а потом и увидел останавливающиеся машины. И испытал страх.
Машины остановились, перегородив улицу. Он взял одну из них на прицел… прицел был старым, но в отличие от современных, он имел очень широкое поле зрения. Для выполнения этого задания — было весьма и весьма кстати.
Начали вылезать люди, вооруженные боевики, занимая улицу. Джинсы, замотанные цветастыми платками лица и черные противосолнечные очки, последний писк моды. Их начали массово носить, подражая американцам, а теперь это было модно еще и потому, что обладатель их как бы намекал, что он их снял с убитого американца.
Вот только проблема была в одном. В том, что это была охрана Айдида, сомнений не было — очки на всех. Вот только как — распознать цель, если на роже у всех — одинаковые очки на полрожи, а?
Об этом он не подумал. И те, кто отправлял его на задание — тоже об этом не подумали. Когда они охотились на Айдида, обеспечивая безопасность миссии UNOSOM II — у них были агенты, были наводчики. Именно один из наводчиков, наклеив на крышу машины крест из черного скотча — вывел их к отелю Олимпик и тогда то и началось все это г…о. А сейчас — что делать?
Сомнений не было, весь его опыт подсказывал: если не знаешь цель, если не видишь цель — не стреляй. Именно так действовали снайперы.
Проблема решилась сама собой — откуда-то из подворотни ударила автоматная очередь, выбивая пыльные фонтанчики на стене. Какаа!
Часть ублюдков открыла ответный огонь. Часть — бросилась к машинам, и уже по тому, как одного из них прикрывали — сержант понял: цель!
Он выстрелил в последний момент, когда стремительное движение чуть прервалось: человек не может с той же скоростью садиться в машину, что и бежать. Не могло быть и речи о выстреле в голову — промахнуться легче легкого, даже на столь небольшом расстоянии. Сержант выстрелил по корпусу — и в оптический прицел малой кратности увидел попадание. Снизил… метил в грудь попал в живот, сбоку…. Черт бы все побрал.
Все. Больше здесь ловить нечего — надо валить…
Какое-то мгновение сержант раздумывал: бросать винтовку или нет. Решил все же бросить — у него есть два пистолета, с которых он умеет стрелять с двух рук, на улице можно разжиться автоматом. Снайперскую винтовку не спрячешь, если его поймают с ней на улице — разорвут на куски.
Чертов маленький фанатик. Пожертвовал собой, это точно…
Сержант бросился вниз по лестнице. Рядом, буквально за стеной долбил крупнокалиберный пулемет, от его грохота сжимался в кулак желудок. Люди Айдида не услышали выстрела снайпера, не поняли, что к чему — они начали палить по маленькому смертнику, грохот пулемета заглушил выстрел снайпера.
Потом… все-таки это не Секретная служба США. Обычные боевики… бывшие военные и полицейские, в Сомали, когда здесь не было гражданской войны — многие из хабр-гадир служили государству. Сам Айдид был то ли генерал-лейтенантом, то ли генерал-полковником армии Сомали.
Интересно… насмерть или нет? Ранение в живот — очень скверное ранение, в условиях отсутствия нормальной медицины смерть от перитонита почти гарантирована. Если задел печень — смерть произойдет немного раньше. Но все-таки — чистым выстрелом это назвать нельзя…
Выскочив во двор, сержант бросился бежать. Ему надо было как можно скорее выскочить на противоположную улицу, тогда он уйдет. За спиной были какие-то крики, он проскочил обратно, туда, откуда они пришли. Ему выстрелили несколько раз в спину — но ни разу не попали, хотя одна пуля прошла совсем рядом. Сержант не стал стрелять — до последнего не нужно показывать врагу, что ты вооружен и ты именно тот, за кем он охотится. Не стал он и устраивать засаду в полуразрушенном здании — один с пистолетом против нескольких ублюдков с АК-47 — смешно. Окружат здание и не спеша завалят… хорошо, если живьем не возьмут. Ноги, ноги, ноги… вот то единственное, что может его нахрен спасти.
Едва не хрястнулся, поскользнувшись на чем-то, но все же удержался на ногах. Выскочил на улицу. Крики, шум. Минометный обстрел уже превратился, люди собирали погибших и раненых, где-то громко и страшно выла женщина. Какой-то козел попытался его остановить, он сшиб его с ног как в футболе и ринулся дальше.
Ему нужно было заскочить в один из домов… дальше проскочить через него, вырваться во двор и бежать дальше. Двери здесь, в мусульманском районе, как впрочем, и в других днем никогда не запирались, сами они были такие — одним пинком можно вынести. Он с силой, всем телом ударил в дверь… она выстояла. Уже понимая, что дело дрянь, он бросился к другой… и в этот момент в спину как молотком ударили. Падая, цепляясь за стену, сержант Бунт услышал, как со всех сторон загремели автоматы Калашникова…
Пробуждение было тяжелым. Болезненным. Медленным. Какое-то время он пребывал словно в забытьи. Он чувствовал, как к нему прикасаются. Слышал голоса. Ему причиняли боль, но он не понимал, кто и зачем. Потом он снова — нырял в темную воду беспамятства.
Но в этот раз — он проснулся. Точнее — очнулся. От боли. Он замычал и дернулся…
— Тихо, тихо, тихо…
Говорили по-английски.
Второй раз — он увидел свою спасительницу на следующий день. Полноватая негритянка средних лет, ее плохо было видно. Через окна, заделанные каким-то картоном и осколками стекла сочился дневной свет, вокруг не стреляли, он лежал на каком-то топчане, и ему было жарко. И больно.
— Так…
Женщина с совсем не женской силой повернула его, принялась рассматривать раны. Потом — сдернула повязки, так что он замычал от боли…
— Вот… так.
Судя по всему — женщина была врачом. Она посыпала его рану каким-то порошком, вызывающим жжение, потом — приложила лист какого-то растения и наложила кусок чистой ткани поверх. Потом — привязала все это.
— Вот… так… теперь ложись.
Сержант решил, что дальше скрывать свое знание английского бессмысленно. Если бы его хотели убить за то, что он здесь сделал — его не стали бы лечить. Возможно, от этой женщины он узнает, где он и в чьих руках…
— Вы… говорите по-английски… — вытолкнул через пересохшее горло сержант.
— Ого.
— Дайте… попить.
Вода была в старой пластиковой бутылке, теплая и противня. Но сержант пил и пил, пока его спасительница не отняла бутылку.
— Все… хватит. Пока больше нельзя.
— Кто вы?
— Я… Алима. Меня так зовут…
— Необычное… имя.
Негритянка улыбнулась.
— О… перед нами кавалер… гроза женских сердец.
— Кавалер… — для сержанта это слово было необычным, хотя он понимал, что оно означает.
— Да… Так когда то здесь называли галантных мужчин. Я на четверть итальянка.
Сержант понял, что она не врет. Хотя кожа темная — но черты лица скорее европеоидные, чем негроидные. Женщине было больше тридцати, но меньше сорока.
— Кто вы?
— Сейчас… знахарка.
— Знахарка? — это слово он не знал.
— Да, знахарка. Так теперь здесь называются врачи. Когда-то у меня была целая больница. Я училась… в Советском союзе.
Советском союзе…
— Как я… сюда попал?
Негритянка нахмурилась.
— Я подобрала вас на улице. Вы попали в перестрелку… там убили генерала. Вы никому не были нужны, и я вас подобрала. Принесла сюда…
Убили генерала…
— Но зачем…
— Хватит слов. Отдыхайте.
И женщина ушла.
— У тебя есть муж?
Алима пошевелилась в темноте.
— Что за вопросы…
— Просто интересно…
Они лежали в ночной темноте, прижавшись друг к другу. Где-то на улице — уныло и жутко строчил одинокий автомат.